На смерть есенина стих Маяковский.
На смерть есенина стих Маяковский.
Предлагаю обсудить это стихотворение Маяковского, в нем много интересных мест, как бы предвосхищающий последующий поворот в его жизни.
Между Есениным и Маяковским всегда велась скрытая война. Можно найти массу стихов и строк, в которых схлестнулись эти два гения: идеалистический гений Есенина и прожженный материализмом гений Маяковского. Для примера, можно сравнить "Инонию" Есенина и "150 000 000" Маяковского на тему Америки. Маяковский хотел, чтоб к штыку приравняли перо, Есенин раньше его написал: "недаром мы / Присели у орудий. / Тот сел у пушки, / Этот - у пера".
Маяковский не так много создал прозаических произведений. "Как делать стихи" целиком посвящена явлению Есенина и стиху «На смерть поэта».
Вы ушли,
как говорится,
в мир иной.
Здесь видно, как Маяковский брызжет своим материалистическим вероисповеданием, согласно которому трезвый человек не верит в иные миры, а твердо стоит в этом, в котором Бога нет, но в котором есть Ленин, Бог на Земле и есть сонмы поющих ему алилуи народов. И, конечно, не знает он еще, что самому ему суждено оставить свет не менее трагичным образом. Вот только что оставит этот материалист на Земле после себя для того чтобы «сделать жизнь»?
Ну, а класс-то жажду заливает квасом?
Класс - он тоже выпить не дурак.
Это образец едва ли не первого сомнительного высказывания Маяковского о классовом благоденствии и диктатуре оных передовых общественных формаций. Оказывается, Маяковский прекрасно понимает, что и классы, то есть широкие слои населения Советской России не прочь залить горе вином.
Дескать, к вам приставить бы кого из напостов -
Стали б содержанием премного одарённей.
«Напосты» - это литературные критики-чекисты из журнала «На посту». Хотел ли этого Маяковский или нет, но в сочетании с глаголом «приставить», этот термин приобрел вполне однозначный смысловой оттенок – за пером Есенина чекисты на посту не смогли уследить, а значит в этом материальном мире осталось кое-что нематериальное от Есенина, его стихи, его идеи. Здесь уже видна внутренняя ломка сознания Маяковского: он пытается обрушиться с критикой на поэта-самоубийцу… но, у него это не получается.
Чтобы разнеслась бездарнейшая погань,
Раздувая темь пиджачных парусов,
Чтобы врассыпную разбежался Коган,
Встречных увеча пиками усов.
«Коган», по признанию самого Маяковского, – образ собирательный, почти что «Швондер» у Булгакова.
В конце, Маяковский завершает стих бравадой на тему о том, что «К старому возврата больше нет» и что «Грядет день торжества Социализма», ради которого стОит жить.
В горле горе комом - не смешок.
Навсегда теперь язык в зубах затворится.
Тяжело и неуместно разводить мистерии.
У народа, у языкотворца,
Умер звонкий забулдыга подмастерье.
Вам и памятник ещё не слит, - где он,
Бронзы звон или гранита грань? -
А к решёткам памяти уже понанесли
Посвящений и воспоминаний дрянь.
Вот, пожалуй, строки, где Маяковский не слукавил, оставаясь самим собой. Что ж, и на том ему спасибо. За правдивость и честность в стихах и любят Маяковского.
Маяковский есенину. Почему Есенин и Маяковский терпеть не могли друг друга
Что могло объединять последнего лирика деревни и первого поэта революции? Ничего, кроме общего рода занятий. Но литературные направления их творчества тоже категорически не совпадали.
Имажинисты, к которым себя относил Есенин, использовали новые литературные приемы и создавали образы, меняя традиционные значения слов. «Пускай ты выпита другим»… «Твоих волос стеклянный дым»…
Впрочем, это были цветочки по сравнению с экспериментами авангардистов и футуристов, в рядах которых состоял Маяковский.
Он и его единомышленники перевернули с ног на голову и язык, и стихотворную форму. Их, так называемое, словотворчество не просто эпатировало, а призывало сбросить с парохода современности Пушкина, Достоевского, Толстого и других классиков со всеми их лингвистическими «древностями».
Разумеется, два писателя-антагониста отрицали друг друга во всем — от внешности до творческих убеждений.
При первой встрече есенинский облик показался Маяковскому бутафорским. Тот был в лаптях и вышитой рубахе, что в городской квартире смотрелось очень неестественно и комично. Если говорить дословно — опереточно.
Даже голос Есенина показался ему таким, каким, возможно, могло бы говорить лампадочное масло. Маяковский сыпал «комплиментами» вроде «корова в перчатках лаечных», «балалаечник», «звонкий забулдыга подмастерье» и другими.
Есенин тоже не любил Маяковского. Но уж как-то очень нарочито. Так ненавидят, когда в душе испытывают к объекту симпатию.
Сергей Александрович рвал книги Владимира Владимировича, но, тем не менее, читал их, чтобы при случае заявить, насколько же бездарны у оппонента стихи. «Разве это поэзия? Никакого порядку нет». Есенин считал себя поэтом, а у его визави, как он говорил, «непонятная профессия».
Расхождения между двумя поэтами были, в том числе, идеологическими. А как иначе — революция уже перепахала сознание и того, и другого. Маяковский — воплощение исторического материализма. Голос пролетариев. Рупор страны Советов. Апологет революционной борьбы и классовости. Он готов был «к штыку приравнять перо».
И Есенин. Деревенщина. Соломенная Русь. Идеалист. По-русски широкий, с душой нараспашку, с пьяными загулами и хулиганством в «истории болезни». Он не собирался менять страну, которая пахнет яблоком и медом, и где «у низеньких околиц звонно чахнут тополя», на какой-то там рай. «Не надо рая, дайте Родину мою».
Современники с удовольствием наблюдали за словесным пинг-понгом двух талантов.
Есенин: «Сколько бы ни куражился Маяковский, близок час гибели его газетных стихов. Таков поэтический закон судьбы агитез!».
Маяковский: «А каков закон судьбы ваших “кобылез”?»
Есенин: «Моя кобыла рязанская, русская. А у вас облако в штанах»…
Комплименты для оппонентов
Однако, несмотря на внешнюю неприязнь, как два по-настоящему одаренных человека, Есенин и Маяковский понимали, что они равные, достойные друг друга соперники.
Поэт-футурист писал, что он с удовольствием наблюдал за эволюцией Есенина, и отмечал, что у поэта-имажениста стали попадаться стихи, которые не могли не нравиться, а также признавал, что он «чертовски талантлив».
Более того, в Риге в разговоре с журналистами Маяковский заявил, что из всех соратников Есенина по литературному течению, останется только он.
Один из современников двух поэтов рассказывал об отношении Есенина к Маяковскому так: «С Сергеем я не раз говорил о Маяковском и должен сказать, что он прекрасно понимал силу его таланта». Но «поэт-деревенщина» выражался проще: «Маяковского не выкинешь. Ляжет в литературе бревном, и многие об него споткнутся».
Когда Маяковский узнал о самоубийстве Есенина, он посвятил ему стихотворение, предупредив читателей, что оно не является очередной насмешкой и продолжением их прижизненного спора.
Маяковский делился со своим окружением, что ожидал такого конца Есенина, потому что накануне встретил его, опухшего от пьянства, в окружении, как ему показалось, черных людей, и совершенно потерянного.
Тем не менее, по-человечески Маяковский был огорчен, понимая, что русская литература потеряла одного из лучших своих представителей. Но поэт и подумать не мог, что спустя почти пять лет он повторит судьбу своего «заклятого врага».