На смерть есенина стихотворение маяковского. Владимир Маяковский «Сергею Есенину»
На смерть есенина стихотворение маяковского. Владимир Маяковский «Сергею Есенину»
Вы ушли,
как говорится,
в мир в иной.
Пустота…
Летите,
в звёзды врезываясь.
Ни тебе аванса,
ни пивной.
Трезвость.
Нет, Есенин,
это
не насмешка.
В горле
горе комом —
не смешок.
Вижу —
взрезанной рукой помешкав,
собственных
костей
качаете мешок.
— Прекратите!
Бросьте!
Вы в своем уме ли?
Дать,
чтоб щеки
заливал
смертельный мел?!
Вы ж
такое
загибать умели,
что другой
на свете
не умел.
Почему?
Зачем?
Недоуменье смяло.
Критики бормочут:
— Этому вина
то…
да сё…
а главное,
что смычки мало,
в результате
много пива и вина. —
Дескать,
заменить бы вам
богему
классом,
класс влиял на вас,
и было б не до драк.
Ну, а класс-то
жажду
заливает квасом?
Класс — он тоже
выпить не дурак.
Дескать,
к вам приставить бы
кого из напостов —
стали б
премного одарённей.
Вы бы
в день
писали
строк по сто,
утомительно
и длинно,
как Доронин.
А по-моему,
осуществись
такая бредь,
на себя бы
раньше наложили руки.
Лучше уж
от водки умереть,
чем от скуки!
Не откроют
нам
причин потери
ни петля,
ни ножик перочинный.
Может,
окажись
чернила в «Англетере»,
вены
резать
не было б причины.
Подражатели обрадовались:
бис!
Над собою
чуть не взвод
расправу учинил.
Почему же
увеличивать
число самоубийств?
Лучше
увеличь
изготовление чернил!
Навсегда
теперь
язык
в зубах затворится.
Тяжело
и неуместно
разводить мистерии.
У народа,
у языкотворца,
умер
звонкий
забулдыга подмастерье.
И несут
стихов заупокойный лом,
с прошлых
с похорон
не переделавши почти.
В холм
тупые рифмы
загонять колом —
разве так
поэта
надо бы почтить?
Вам
и памятник ещё не слит, —
где он,
бронзы звон
или гранита грань? —
а к решёткам памяти
уже
понанесли
посвящений
и воспоминаний дрянь.
Ваше имя
в платочки рассоплено,
ваше слово
слюнявит Собинов
и выводит
под берёзкой дохлой —
«Ни слова,
о дру-уг мой,
ни вздо-о-о-о-ха».
Эх,
поговорить бы иначе
с этим самым
с Леонидом Лоэнгринычем!
Встать бы здесь
гремящим скандалистом:
— Не позволю
мямлить стих
и мять! —
Оглушить бы
их
трёхпалым свистом
в бабушку
и в бога душу мать!
Чтобы разнеслась
бездарнейшая погань,
раздувая
темь
пиджачных парусов,
чтобы
врассыпную
разбежался Коган,
встреченных
увеча
пиками усов.
Дрянь
пока что
мало поредела.
Дела много —
только поспевать.
Надо
жизнь
сначала переделать,
переделав —
можно воспевать.
Это время —
трудновато для пера,
но скажите,
вы,
калеки и калекши,
где,
когда,
какой великий выбирал
путь,
чтобы протоптанней
и легше?
Слово —
полководец
человечьей силы.
Марш!
Чтоб время
сзади
ядрами рвалось.
К старым дням
чтоб ветром
относило
только
путаницу волос.
Для веселия
планета наша
мало оборудована.
Надо
вырвать
радость
у грядущих дней.
В этой жизни
помереть
не трудно.
Сделать жизнь
значительно трудней.
Неизвестные стихи маяковского. Маяковский для продвинутых
Лектор Arzamas Геннадий Обатнин выбрал 15 стихотворений Маяковского, оставшихся за пределами обычной школьной программы, но заслуживающих внимания широкого читателя
Владимир Маяковский среди молодежи на выставке. 1930 год
© Мультимедиа-арт-музей
Кое-что про Петербург
Слезают слезы с крыши в трубы,
к руке реки чертя полоски;
а в неба свисшиеся губы
воткнули каменные соски.
И небу — стихши — ясно стало:
туда, где моря блещет блюдо,
сырой погонщик гнал устало
Невы двугорбого верблюда.
1913
Вот так я сделался собакой
Ну, это совершенно невыносимо!
Весь как есть искусан злобой.
Злюсь не так, как могли бы вы:
как собака лицо луны гололобой —
взял бы
и все обвыл.
Нервы, должно быть…
Выйду,
погуляю.
И на улице не успокоился ни на ком я.
Какая-то прокричала про добрый вечер.
Надо ответить:
она — знакомая.
Хочу.
Чувствую —
не могу по-человечьи.
Что это за безобразие!
Сплю я, что ли?
Ощупал себя:
такой же, как был,
лицо такое же, к какому привык.
Тронул губу,
а у меня из-под губы —
клык.
Скорее закрыл лицо, как будто сморкаюсь.
Бросился к дому, шаги удвоив.
Бережно огибаю полицейский пост,
вдруг оглушительное:
«Городовой!
Хвост!»
Провел рукой и — остолбенел!
Этого-то,
всяких клыков почище,
я и не заметил в бешеном скаче:
у меня из-под пиджака
развеерился хвостище
и вьется сзади,
большой, собачий.
Что теперь?
Один заорал, толпу растя.
Второму прибавился третий, четвертый.
Смяли старушонку.
Она, крестясь, что-то кричала про черта.
И когда, ощетинив в лицо усища-веники,
толпа навалилась,
огромная,
злая,
я стал на четвереньки
и залаял:
Гав! гав! гав!
Маяковский есенину. Почему Есенин и Маяковский терпеть не могли друг друга
Что могло объединять последнего лирика деревни и первого поэта революции? Ничего, кроме общего рода занятий. Но литературные направления их творчества тоже категорически не совпадали.
Имажинисты, к которым себя относил Есенин, использовали новые литературные приемы и создавали образы, меняя традиционные значения слов. «Пускай ты выпита другим»… «Твоих волос стеклянный дым»…
Впрочем, это были цветочки по сравнению с экспериментами авангардистов и футуристов, в рядах которых состоял Маяковский.
Он и его единомышленники перевернули с ног на голову и язык, и стихотворную форму. Их, так называемое, словотворчество не просто эпатировало, а призывало сбросить с парохода современности Пушкина, Достоевского, Толстого и других классиков со всеми их лингвистическими «древностями».
Разумеется, два писателя-антагониста отрицали друг друга во всем — от внешности до творческих убеждений.
При первой встрече есенинский облик показался Маяковскому бутафорским. Тот был в лаптях и вышитой рубахе, что в городской квартире смотрелось очень неестественно и комично. Если говорить дословно — опереточно.
Даже голос Есенина показался ему таким, каким, возможно, могло бы говорить лампадочное масло. Маяковский сыпал «комплиментами» вроде «корова в перчатках лаечных», «балалаечник», «звонкий забулдыга подмастерье» и другими.
Есенин тоже не любил Маяковского. Но уж как-то очень нарочито. Так ненавидят, когда в душе испытывают к объекту симпатию.
Сергей Александрович рвал книги Владимира Владимировича, но, тем не менее, читал их, чтобы при случае заявить, насколько же бездарны у оппонента стихи. «Разве это поэзия? Никакого порядку нет». Есенин считал себя поэтом, а у его визави, как он говорил, «непонятная профессия».
Расхождения между двумя поэтами были, в том числе, идеологическими. А как иначе — революция уже перепахала сознание и того, и другого. Маяковский — воплощение исторического материализма. Голос пролетариев. Рупор страны Советов. Апологет революционной борьбы и классовости. Он готов был «к штыку приравнять перо».
И Есенин. Деревенщина. Соломенная Русь. Идеалист. По-русски широкий, с душой нараспашку, с пьяными загулами и хулиганством в «истории болезни». Он не собирался менять страну, которая пахнет яблоком и медом, и где «у низеньких околиц звонно чахнут тополя», на какой-то там рай. «Не надо рая, дайте Родину мою».
Современники с удовольствием наблюдали за словесным пинг-понгом двух талантов.
Есенин: «Сколько бы ни куражился Маяковский, близок час гибели его газетных стихов. Таков поэтический закон судьбы агитез!».
Маяковский: «А каков закон судьбы ваших “кобылез”?»
Есенин: «Моя кобыла рязанская, русская. А у вас облако в штанах»…
Комплименты для оппонентов
Однако, несмотря на внешнюю неприязнь, как два по-настоящему одаренных человека, Есенин и Маяковский понимали, что они равные, достойные друг друга соперники.
Поэт-футурист писал, что он с удовольствием наблюдал за эволюцией Есенина, и отмечал, что у поэта-имажениста стали попадаться стихи, которые не могли не нравиться, а также признавал, что он «чертовски талантлив».
Более того, в Риге в разговоре с журналистами Маяковский заявил, что из всех соратников Есенина по литературному течению, останется только он.
Один из современников двух поэтов рассказывал об отношении Есенина к Маяковскому так: «С Сергеем я не раз говорил о Маяковском и должен сказать, что он прекрасно понимал силу его таланта». Но «поэт-деревенщина» выражался проще: «Маяковского не выкинешь. Ляжет в литературе бревном, и многие об него споткнутся».
Когда Маяковский узнал о самоубийстве Есенина, он посвятил ему стихотворение, предупредив читателей, что оно не является очередной насмешкой и продолжением их прижизненного спора.
Маяковский делился со своим окружением, что ожидал такого конца Есенина, потому что накануне встретил его, опухшего от пьянства, в окружении, как ему показалось, черных людей, и совершенно потерянного.
Тем не менее, по-человечески Маяковский был огорчен, понимая, что русская литература потеряла одного из лучших своих представителей. Но поэт и подумать не мог, что спустя почти пять лет он повторит судьбу своего «заклятого врага».