Про есенина Маяковский. Сергею Есенину

Про есенина Маяковский. Сергею Есенину

Вы ушли,
как говорится,
в мир иной.
Пустота…
Летите,
в звезды врезываясь.
Ни тебе аванса,
ни пивной.
Трезвость.
Нет, Есенин,
это
не насмешка,—
в горле
горе комом,
не смешок.
Вижу —
взрезанной рукой помешкав,
собственных
костей
качаете мешок.
— Прекратите!
Бросьте!
Вы в своем уме ли?
Дать,
чтоб щеки
заливал
смертельный мел?!
Вы ж
такое
загибать умели,
что другой
на свете
не умел.
Почему?
Зачем?
Недоуменье смяло.
Критики бормочут:
— Этому вина
то
да сё,
а главное,
что смычки мало,
в результате
много пива и вина.—
Дескать,
заменить бы вам
богему
классом,
класс влиял на вас,
и было б не до драк.
Ну, а класс-то
жажду
заливает квасом?
Класс — он тоже
выпить не дурак.
Дескать,
к вам приставить бы
кого из напосто́в —
стали б
премного одарённей:
Вы бы
в день
писали
строк по сто́,
утомительно
и длинно,
как Доронин.
А по-моему,
осуществись
такая бредь,
на себя бы
раньше наложили руки.
Лучше уж
от водки умереть,
чем от скуки!
Не откроют
нам
причин потери
ни петля,
ни ножик перочинный.
Может,
окажись
чернила в «Англетере»,
вены
резать
не было б причины.
Подражатели обрадовались:
бис!
Над собою
чуть не взвод
расправу учинил.
Почему же
увеличивать
число самоубийств?
Лучше
увеличь
изготовление чернил!
Навсегда
теперь
язык
в зубах затворится.
Тяжело
и неуместно
разводить мистерии.
У народа,
у языкотворца,
умер
звонкий
забулдыга подмастерье.
И несут
стихов заупокойный лом,
с прошлых
с похорон
не переделавши почти.
В холм
тупые рифмы
загонять колом —
разве так
поэта
надо бы почтить?
Вам
и памятник еще не слит, —
где он,
бронзы звон
или гранита грань? —
а к решеткам памяти
уже
понанесли
посвящений
и воспоминаний дрянь.
Ваше имя
в платочки рассоплено,
ваше слово
слюнявит Собинов
и выводит
под березкой дохлой —
«Ни слова,
о дру-уг мой,
ни вздо-о-о-о-ха».
Эх,
поговорить бы и́наче
с этим самым
с Леонидом Лоэнгринычем!
Встать бы здесь
гремящим скандалистом:
— Не позволю
мямлить стих
и мять! —
Оглушить бы
их
трехпалым свистом
в бабушку
и в бога душу мать!
Чтобы разнеслась
бездарнейшая по́гань,
раздувая
темь
пиджачных парусов,
чтобы
врассыпную
разбежался Коган,
встреченных
увеча
пиками усов.
Дрянь
пока что
мало поредела.
Дела много —
только поспевать.
Надо
жизнь
сначала переделать,
переделав —
можно воспевать.
Это время —
трудновато для пера,
но скажите
вы,
калеки и калекши,
где,
когда,
какой великий выбирал
путь,
чтобы протоптанней
и легше?
Слово —
полководец
человечьей силы.
Марш!
Чтоб время
сзади
ядрами рвалось.
К старым дням
чтоб ветром
относило
только
путаницу волос.
Для веселия
планета наша
мало оборудована.
Надо
вырвать
радость
у грядущих дней.
В этой жизни
помереть
не трудно.
Сделать жизнь
значительно трудней.

Смерть Есенина: реконструкция событий

Сергей Есенин прибыл в Ленинград 24 декабря по важным делам. Впрочем, мотивы его поездки остаются спорными. Одни утверждают, что в его планах было издать новую книгу стихотворений и заняться поверенным ему журналом. Другие полагают, что он скрывался от московской милиции. Вместе с этим поэт не афишировал приезда в город. Ранее он просил своего приятеля, Вольфа Эрлиха, найти для него трехкомнатную квартиру, однако тот не сумел этого сделать. Поэтому Есенину пришлось остановиться в роскошном номере гостиницы «Англетер».

Номер в Англетере, где было совершено самоубийство. (pinterest.com)

К слову, он остановился в таком номере, который отдавался лишь партийным работникам и видным деятелям культуры. Сергей Есенин приглашал к себе близких приятелей, в числе которых были и супружеская чета Устиновых, и Вольф Эрлих. Последний вскоре рассказывал, что 27 декабря, накануне самоубийства, поэт передал ему листок, где было записано известное стихотворение «До свидания, друг мой, до свидания…». Есенин, по его словам, уговаривал его прочитать стихотворение, когда тот останется один.

Вскоре все друзья разошлись. Затем Эрлих вновь зашел к товарищу, потому что забыл свой портфель. По его воспоминаниям, Есенин спокойно сидел у стола и, накинув пальто, занимался стихами. Утром, около девяти часов, Устинова и Эрлих попытались войти в номер, однако двери оказались заперты. После бесполезных попыток достучаться пришлось позвать на помощь коменданта гостиницы. Когда они зашли внутрь, то обнаружили мертвого Есенина в петле у окна.

Сергею Есенину Маяковский анализ. Анализ стихотворения Маяковского Есенину

По очень грустному поводу Владимир Маяковский пишет свое стихотворение "Сергею Есенину". В одной из ленинградских гостиниц ушел из жизни в расцвете творчества Сергей Есенин. Его смерть потрясла не только простых людей, но и творческие круги. Слухи по этому поводу ходили разные, но главной версией на тот момент было самоубийство. Маяковский считал себя лучше всех, он был гением. Пренебрежительно он относился ко многим поэтам. Есенин так же не стал исключением. Хотя писатель думал, что у Есенина есть определенный творческий дар, только он растрачивается его зря. После смерти Есенина, Маяковский решил написать про него произведение, осветив причины гибели. Естественно автор отталкивался от версии самоубийства, даже не подозревая, что через какое-то время эта теория будет другой. Все же пока Маяковский писал стихотворение, он думал, о самоубийстве поэта.

В начале произведения становится понятно, автор не шутить и язвит, по отношению к умершему Есенину, как это было раньше. Он больше придерживается той мысли, что непонятый поэт, будучи кумирами многих, просто и без колебания покинул этот мир. Он, скорее всего, не смог себя реализовать ни как поэт, ни как гражданин страны. От этой мысли Маяковскому становилось не только грустно, но еще и больно, ведь Есенин был поистине талантливым человеком. Писателя удручает то, что из Есенина хотят сотворить кумира. Конечно, поэт заслуживает уважения и памяти. Писатель зол от того, что стихи Есенина оскверняют, делая из них надписи на надгробиях и романсы. Немало важным фактом в смерти поэта, Маяковский считает отсутствие чернила. Как было известно, последнее свое стихотворение Есенин написал кровью. Он словно упрекает страну что, таким образом, лишив писателя чернила, ему пытались закрыть рот, ведь он следовал другим ценностям. И может быть, это и было последней каплей для Есенина. Разочаровавшись во всем, он просто взял и в один миг покончил с этим.

Воспоминания Маяковского о есенине. ИЗ СТАТЬИ «КАК ДЕЛАТЬ СТИХИ?»

Есенина я знал давно — лет десять, двенадцать.
В первый раз я его встретил в лаптях и в рубахе с какими-то вышивками крестиками. Это было в одной из хороших ленинградских квартир. Зная, с каким удовольствием настоящий, а не декоративный мужик меняет свое одеяние на штиблеты и пиджак, я Есенину не поверил. Он мне показался опереточным, бутафорским. Тем более что он уже писал нравящиеся стихи и, очевидно, рубли на сапоги нашлись бы.
Как человек, уже в свое время относивший и отставивший желтую кофту, я деловито осведомился относительно одежи:
— Это что же, для рекламы?
Есенин отвечал мне голосом таким, каким заговорило бы, должно быть, ожившее лампадное масло. Что-то вроде:
— Мы деревенские, мы этого вашего не понимаем… мы уж как-нибудь… по-нашему… в исконной, посконной…
Его очень способные и очень деревенские стихи нам, футуристам, конечно, были враждебны.
Но малый он был как будто смешной и милый. Уходя, я сказал ему на всякий случай:
— Пари держу, что вы все эти лапти да петушки-гребешки бросите!
Есенин возражал с убежденной горячностью. Его увлек в сторону Клюев, как мамаша, которая увлекает развращаемую дочку, когда боится, что у самой дочки не хватит сил и желания противиться.
Есенин мелькал. Плотно я его встретил уже после революции у Горького. Я сразу со всей врожденной неделикатностью заорал:
— Отдавайте пари, Есенин, на вас и пиджак и галстук!

Источник: https://interesnyefakty.com/stati/mayakovskiy-stih-na-smert-esenina-stihotvorenie-mayakovskogo-na-smert-esenina

Юбилейное Маяковский. Владимир Маяковский «Юбилейное»

Александр Сергеевич,
разрешите представиться.
Маяковский.
Дайте руку!
Вот грудная клетка.
Слушайте,
уже не стук, а стон;
тревожусь я о нём,
в щенка смирённом львёнке.
Я никогда не знал,
что столько
тысяч тонн
в моей
позорно легкомыслой головёнке.
Я тащу вас.
Удивляетесь, конечно?
Стиснул?
Больно?
Извините, дорогой.
У меня,
да и у вас,
в запасе вечность.
Что нам
потерять
часок-другой?!
Будто бы вода -
давайте
мчать, болтая,
будто бы весна -
свободно
и раскованно!
В небе вон
луна
такая молодая,
что её
без спутников
и выпускать рискованно.
Я
теперь
свободен
от любви
и от плакатов.
Шкурой
ревности медведь
лежит когтист.
Можно
убедиться,
что земля поката, -
сядь
на собственные ягодицы
и катись!
Нет,
не навяжусь в меланхолишке чёрной,
да и разговаривать не хочется
ни с кем.
Только
жабры рифм
топырит учащённо
у таких, как мы,
на поэтическом песке.
Вред - мечта,
и бесполезно грезить,
надо
весть
служебную нуду.
Но бывает -
жизнь
встаёт в другом разрезе,
и большое
понимаешь
через ерунду.
Нами
лирика
в штыки
неоднократно атакована,
ищем речи
точной
и нагой.
Но поэзия -
пресволочнейшая штуковина:
существует -
и ни в зуб ногой.
Например,
вот это -
говорится или блеется?
Синемордое,
в оранжевых усах,
Навуходоносором
библейцем -
"Коопсах".
Дайте нам стаканы!
знаю
способ старый
в горе
дуть винище,
но смотрите -
из
выплывают
Red и White Star’ы
с ворохом
разнообразных виз.
Мне приятно с вами, -
рад,
что вы у столика.
Муза это
ловко
за язык вас тянет.
Как это
у вас
говаривала Ольга?..
Да не Ольга!
из письма
Онегина к Татьяне.
- Дескать,
муж у вас
дурак
и старый мерин,
я люблю вас,
будьте обязательно моя,
я сейчас же
утром должен быть уверен,
что с вами днём увижусь я. -
Было всякое:
и под окном стояние,
письма,
тряски нервное желе.
Вот
когда
и горевать не в состоянии -
это,
Александр Сергеич,
много тяжелей.
Айда, Маяковский!
Маячь на юг!
Сердце
рифмами вымучь -
вот
и любви пришёл каюк,
дорогой Владим Владимыч.
Нет,
не старость этому имя!
Ту'шу
вперёд стремя',
я
с удовольствием
справлюсь с двоими,
а разозлить -
и с тремя.
Говорят -
я темой и-н-д-и-в-и-д-у-а-л-е-н!
Entre nous…
чтоб цензор не нацыкал.
Передам вам -
говорят -
видали
даже
двух
влюблённых членов ВЦИКа.
Вот -
пустили сплетню,
тешат душу ею.
Александр Сергеич,
да не слушайте ж вы их!
Может,
я
один
действительно жалею,
что сегодня
нету вас в живых.
Мне
при жизни
с вами
сговориться б надо.
Скоро вот
и я
умру
и буду нем.
После смерти
нам
стоять почти что рядом:
вы на Пе,
а я
на эМ.
Кто меж нами?
с кем велите знаться?!
Чересчур
страна моя
поэтами нища.
Между нами
- вот беда -
позатесался Надсон
Мы попросим,
чтоб его
куда-нибудь
на Ща!
А Некрасов
Коля,
сын покойного Алёши, -
он и в карты,
он и в стих,
и так
неплох на вид.
Знаете его?
вот он
мужик хороший.
Этот
нам компания -
пускай стоит.
Что ж о современниках?!
Не просчитались бы,
за вас
полсотни отдав.
От зевоты
скулы
разворачивает аж!
Дорогойченко,
Герасимов,
Кириллов,
Родов -
какой
однаробразный пейзаж!
Ну Есенин,
мужиковствующих свора.
Смех!
Коровою
в перчатках лаечных.
Раз послушаешь…
но это ведь из хора!
Балалаечник!
Надо,
чтоб поэт
и в жизни был мастак.
Мы крепки,
как спирт в полтавском штофе.
Ну, а что вот Безыменский?!
Так…
ничего…
морковный кофе.
Правда,
есть
у нас
Асеев
Колька.
Этот может.
Хватка у него
моя.
Но ведь надо
заработать сколько!
Маленькая,
но семья.
Были б живы -
стали бы
по Лефу соредактор.
Я бы
и агитки
вам доверить мог.
Раз бы показал:
- вот так-то мол,
и так-то…
Вы б смогли -
у вас
хороший слог.
Я дал бы вам
жиркость
и су'кна,
в рекламу б
выдал
гумских дам.
(Я даже
ямбом подсюсюкнул,
чтоб только
быть
приятней вам.)
Вам теперь
пришлось бы
бросить ямб картавый.
Нынче
наши перья -
штык
да зубья вил, -
битвы революций
посерьёзнее "Полтавы",
и любовь
пограндиознее
онегинской любви.
Бойтесь пушкинистов.
Старомозгий Плюшкин,
пёрышко держа,
полезет
с перержавленным.
- Тоже, мол,
у лефов
появился
Пушкин.
Вот арап!
а состязается -
с Державиным…
Я люблю вас,
но живого,
а не мумию.
Навели
хрестоматийный глянец.
Вы
по-моему
при жизни
- думаю -
тоже бушевали.
Африканец!
Сукин сын Дантес!
Великосветский шкода.
Мы б его спросили:
- А ваши кто родители?
Чем вы занимались
до 17-го года? -
Только этого Дантеса бы и видели.
Впрочем,
что ж болтанье!
Спиритизма вроде.
Так сказать,
невольник чести…
пулею сражён…
Их
и по сегодня
много ходит -
всяческих
охотников
до наших жен.
Хорошо у нас
в Стране Советов.
Можно жить,
работать можно дружно.
Только вот
поэтов,
к сожаленью, нету -
впрочем, может,
это и не нужно.
Ну, пора:
рассвет
лучища выкалил.
Как бы
милиционер
разыскивать не стал.
На Тверском бульваре
очень к вам привыкли.
Ну, давайте,
подсажу
на пьедестал.
Мне бы
памятник при жизни
полагается по чину.
Заложил бы
динамиту
- ну-ка,
дрызнь!
Ненавижу
всяческую мертвечину!
Обожаю
всяческую жизнь!

Видео встреча Есенина и Маяковского по версиям отечественных киношников